Выйти на контакт с работниками расформированной в апреле 2016 года ФСКН (Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков) даже сложнее, чем с наркодилерами. А если и получается, то большинство экс-оперативников отделываются дежурными фразами про «комплексы следственных мероприятий» и наотрез отказываются вдаваться в подробности. — Никто не горит желанием посвящать случайных людей в мир борьбы с наркотиками, — объясняет один из них. — Просто подумайте, откуда мы получали информацию о поставщиках и как перехватывали крупные партии. И сразу поймете почему. Но его коллега считает, что на самом деле сотрудники ФСКН не хотят подставлять товарищей и порочить честь ведомства. — Большинству до сих пор трудно признать, что война с наркотиками уже проиграна. И дело тут совсем не в статистике, которой так любят манипулировать большие начальники. Просто это факт, с которым нужно было смириться, как только ты начинал работать в ФСКН. — За годы службы я повидал немало молодых ребят, которые приходили к нам и думали, что будет как в кино — ну, знаете, чтоб со спецназом в окна, перестрелками и рейдами по притонам. Но глянешь на них через год, и все как один выгорели и превратились в равнодушных роботов, работающих только на результат. Им сразу говорили, что все наркотики не изъять, а всех барыг не закрыть. Даже шутка такая была: раз в названии ФСКН есть слово «контроль», то будем не бороться с наркотиками, а контролировать их распространение. Несогласные либо уходили сразу, либо превращались в таких же, как и все остальные. Так сложилось исторически, еще со времен первого руководства. Мы тогда буквально за год взяли на контроль все каналы поставок, вышли на крупных производителей и оптовых сбытчиков. Папки с делами стояли в рядок на полочках, хоть завтра всех закрой. Но смысла в этом было немного — посадишь, завтра все равно появятся новые. Это же рынок, есть спрос, будет и предложение. Зато имея в руках «крупняк», можно было, так сказать, контролировать спроси предложение. Своеобразное «разделяй и властвуй» — поддержать одних, чтобы они уничтожили других. Конечно, все это делалось неофициально, но нам дали очень широкие полномочия по разработке конкретных лиц и взаимодействию с информаторами. Параллельно планировалось снизить спрос на наркотики среди молодежи и запустить программы реабилитации. Оставшиеся наркоторговцы лишились бы потенциальных клиентов, а мы бы по максимуму перекрыли каналы поставок и тем самым сузили бы рынок до микроскопических размеров. Кстати именно поэтому в ФСКН были так против всех разговоров о легализации. Наоборот, надо было показать, что все наркотики одинаково опасны. Отсюда и миф о том, что с марихуаны легко пересесть на героин. Начальство наивно думало, что еслизапугать общество, то употреблять будут меньше. Но этот план был хорош лишь на бумаге. Как и идея маленькой победоносной войны между поставщиками. Потому что она спровоцировала куда более серьезное противостояние — знаменитые «Ментовские войны». В результате мы лишились [предыдущего главы ФСКН] Черкесова, а сменивший его Иванов первым делом затеял масштабную борьбу с коррупцией. А в результате уволил кучу оперови пустил псу под хвост годы оперативной работы. Мы лишились информаторов на местах, перестали контролировать кучу оптовиков и, по сути, начали все с начала. К тому же новые руководители не особо вдавались в тонкости оперативной работы и вечно требовали заполнять какие-то бумажки, так что негласно работать с криминальным элементом стало куда сложнее. А в борьбе с наркотиками без этого никак. Но была и куда более серьезная проблема. О ней не принято говорить открыто, но и игнорировать не получится. Наркоторговля — это очень прибыльный бизнес, и если у тебя под носом ворочают миллионами, трудно не присоединиться. Так что приходится признать — среди нас было немало тех, кто крышевал продажу наркотиков, причем абсолютно на всех уровнях. За это нас, собственно, и прозвали «Госнаркокартелем». Например, в крупных городах большинство оперативников районных отделов ФСКН плотно работало с местными поставщиками. Чтоб вы понимали, это такие агрегаторы заказов: они присматривают за оптовыми сбытчиками и стабильно обеспечивают их нужным количеством наркотиков. Допустим, ежемесячно покупают 50 килограмм гашиша через «первые руки», то есть напрямую у производителя, делят с ним затраты на транспортировку, а потом продают своим сбытчикам партиями по 10 кило, но уже подороже. Иногда крупный барыга предварительно «заряжает» им деньги, получает товар почти по себестоимости и отдает процент с прибыли или вообще «берет на реал», то есть продает, а потом возвращает деньги вместе с прибылью. Поставщик же следит за тем, чтобы у бизнеса не возникало проблем. А значит, улаживает дела с силовиками, в том числе с сотрудниками ФСКН. Им ежемесячно капал процент с каждого крупного груза, а они в ответ гарантировали, что по их линии не будет проблем. А еще через поставщиков опера выполняли «палки» по АППГ [повышали уровень раскрываемости преступлений и объема изъятых наркотических веществ по сравнению с аналогичным периодом прошлого года] и «крупнякам», то есть задержаниям за сбыт в крупном или особо крупном размере. Поставщики искали для оперов «пассажиров» — мелких наркоторговцев без серьезных связей и обязательно с другого района, ведь сдавать своих считается западло. Действовали по стандартной схеме: оптовые продавцы втирались в доверие к будущим жертвам, приглашали их на тусовки, вместе употребляли и продавали им пробную партию, скажем, граммов в 200 гашиша. А потом предлагали по очень выгодной цене (тысяч на 100 дешевле рыночной) «зацепить» уже пару кило. Те приезжали на район и совершали сделку, после чего их тут же брали оперативники. Чтобы обезопасить продавцов, в деле указывалось, что наркотики были приобретены у неустановленных лиц, а на задержании работали только «подтянутые к теме» опера. «Пассажирам» тут же вменяли покушение на сбыт, совершенное группой по предварительному сговору. А дальше все зависело от мастерства конкретных сотрудников. Обычно они предлагали скостить срок, если задержанные сдадут всех знакомых барыг или поучаствуют в контрольной закупке. Потом отпускали под домашний арест. Люди успокаивались, думали, что все обойдется, пока на суде им не давали 15 лет. А знаете, что самое забавное? Формально сотрудники действовали в рамках закона«Об оперативно-разыскной деятельности»: районные поставщики оказывали помощь в расследовании, а значит, считались конфиденциальными информаторами. В крайнем случае, продажу наркотиков обвиняемым квалифицировали как «контролируемую поставку». Факты «крышевания» наркоторговцев подтверждают и другие бывшие работники ФСКН, а также сотрудники МВД и Следственного комитета. Один из экс-оперативников Наркоконтроля признает, что в ведомстве царила нездоровая атмосфера, а сотрудники не только получали процент с продажи наркотиков, но и сами участвовали в их сбыте. Его коллега отмечает, что за восемь лет работы в ФСКН пристрастился к амфетамину и теперь испытывает серьезные проблемы со здоровьем. Он же напоминает, что наркополицейские неоднократно становились фигурантами громких скандалов и уголовных дел. Например, в 2013 году главу управления ФСКН задержали за сбыт 20 килограммов героина, а двоих сотрудников одного из столичных отделов нашли в состоянии наркотического опьянения во время перевозки 28 килограммов наркотиков на служебном автомобиле. Позже один из них умер в больнице, а их отдел был расформирован. В 2012 году сотрудники правозащитной организации «Агора» со ссылкой на документы ФСБ рассказывали о якобы хранившихся в районных отделах ФСКН крупных партиях наркотиков,деньги от продажи которых использовались, чтобы «отмазать» сотрудников от уголовного преследования. В том же году криминалиста ФСКН арестовали за организацию оптовых поставок кокаина из Латинской Америки. Но самая громкая история случилась в 2011 году в Вологодской области, где начальник Череповецкого межрайонного отдела ФСКН Алексей Советов и 11 его подчиненных на протяжении четырех лет фальсифицировали уголовные дела и вымогали у обвиняемых деньги, а также контролировали распространение наркотиков в Череповце и занимались их сбытом через знакомых дилеров. В итоге злополучный отдел ФСКН взяли штурмом спецназовцы питерского ФСБ, а коррумпированных сотрудников признали виновными по 150 эпизодам. Правда, бывший сотрудник ФСКН не видит в этом ничего экстраординарного. Такое и правда встречалось в региональных отделах ФСКН, просто тут вся схема неожиданно выплыла наружу. Скорее всего, информацию слил кто-то из работавших там оперов, затаивших обиду на коллег, — считает он. Чтобы вы понимали, в ФСКН царила круговая порука — опера дружили семьями, вместе работали и бизнес тоже делали вместе. Да и вообще такие дела просто так никуда не просачиваются: своих сдавать — это западло. В криминальных связях подозревали не только рядовых сотрудников, но и руководство ФСКН. Например, замглавы ведомства Николая Аулова, в марте 2016 года заочно арестованного в Испании за связь с Геннадием Петровым — лидером Малышевской преступной группировки,в 1990-х годах контролировавшей поставки оптовых партий наркотиков через Санкт-Петербург. В ответ глава ФСКН Виктор Иванов объяснил, что Аулов постоянно контактирует с Петровым, используя его как «полезного информатора по ряду вопросов».
